Пока не упал флажок

Начали! Я быстро нажимаю на часы и с удовольствием смотрю, как стрелка на часах противника бежит вперед. Оглядываю зал, выхватывая взглядом седого и улыбчивого старичка, моего тренера. Он стоит у большой магнитной доски с магнитными шахматами и наблюдает за игрой. Впрочем, я давно бросила занятия в клубе и сегодня здесь уже не как его ученица, но все же.

Весь зал полон игроков. В основном это парни, но встречаются и девушки. Как, например, я. На трех парней в каждой команде по одной девушке.

Я играю за нашу школу. Это не те соревнования, к которым готовишься каждый год или за участие в которых тебе гордо улыбнется учитель физкультуры. Нас не готовили. Просто провели по классам опрос: кто умеет играть в шахматы? Откликнулась и я. Так как подготовки не было, то и не припомню, чтобы кто-то переживал за нашу победу. Участие в турнире было для нас поводом улизнуть с уроков часа на два раньше и радоваться неожиданной опьяняющей свободе.

Я счастлива, что она сегодня не пришла. Помнится, ее звали вроде Олей. Маленькая, серьезная, напористая девчонка лет восьми. Очень умная. Я знаю, что против нее у меня нет шансов. И вот она не пришла. Значит, технически я победила. Осталось только расслабиться, сложить руки на груди и ждать, пока красный флажок на ее стороне часов упадет, сдаваясь.

В шахматах у меня был третий разряд. Это не самый лучший результат, но получше, скажем, разряда четвертого. Я получила третий, обыграв в соревнованиях всех в своей группе, включая и седовласого тренера (впрочем, у меня до сих пор нет уверенности, что в тот раз он мне не поддался).

Ох, уж эта вечная неуверенность. В шахматах она не помогает. Хотя именно шахматы научили меня мыслить смело, уверенно, широко. Будь у меня больше воли зазубрить хотя бы парочку дебютов, миттельшпилей и эндшпилей, возможно, вся моя жизнь сложилась бы по-другому. Но уже тогда мне больше нравилось импровизировать и представлять, что очень многое зависит только от меня, а не от моей способности запоминать необходимые позиции.

Радость моя улетучилась. Чья-то хозяйская рука нависла надо мной и незнакомая женщина, еще более уверенная в себе, чем Оля, сказала мне, что Оля заболела, но она обязательно приедет и чтобы я ждала.

Часы продолжали идти, во мне уже нарастала мрачная туча предчувствий. Меня стали настойчиво уговаривать войти в Олино положение, в итоге и после просьб тренеров мне пришлось остановить часы.

Конечно, Оля пришла, села, взглянула уверенным взглядом и принялась побеждать. К тому времени многие партии уже закончились и, как это обычно и бывает, вокруг нас собралась целая толпа. А вы знаете это чувство, когда за тобой наблюдает целая толпа умных шахматистов, внимательно оценивающих каждый следующий ход на доске?

Я проиграла. Почему-то парней мне было обыгрывать всегда гораздо проще. Девушки настроенные побеждать – это страшные люди, на самом деле. Шучу.

Впрочем, это было неважно. Я вспомнила эту историю только ради места, где все происходило – очень дорогого мне, мощного, интеллектуального… и куда после некоторых раздумий я решила перестать ходить. Помню эту дружескую атмосферу, полную любви и преданности общему делу – шахматам. Я сохраняю в душе такое же трепетное отношение к шахматам.

Это место, шахматный клуб, почти никогда мне не снится. Зато вот школа, например, регулярно является в снах: в кошмарах, разумеется.

Тренера из моей истории, Николая Васильевича, уже нет в живых. И это одно из самых грустных событий в моей жизни. Он был потрясающим. Когда я вспоминаю его, он все такой же остроумный, жизнерадостный и очень, очень добрый.